Людям о людях

Духовная семинария и Духовная академия

08 июля

Из книги "Воспоминания и размышления" прот.Сергия Филимонова, написанной к 50-летию автора.

Предыдущие главы книги: 1 - "Родом из детства", 2.1 - "В Должанке с бабушкой Александрой"., 2.2 — Первые годы в Ленинграде, 2.3 — В школе, 3.1 — Врач. Alma mater, 3.2 — На флоте, 3.3 — Адъюнктура и женитьба,  3.4 — Первые шаги в храм,  4.1 — Первый духовный отец - о протоиерее Василии Лесняке, 4.2 — Отец Михаил Сечейко, 4.3 — Об архимандрите Пантелеимоне Борисенко, 4.4 — Отец Василий Ермаков, 5.1 —Начало служения. Путь в священнослужение. 5.2 — Рукоположение.

В семинарии

В Духовную семинарию я поступил в 1995 году, когда еще был жив отец Василий Лесняк. Я уже упоминал, что в разговоре о духовном образовании отец Василий сказал: «Прежде всего будущий священнослужитель должен учиться у Престола Божия. Учись у Престола Божия, а остальное приложится». Этим отец Василий подчеркнул, что священнослужитель должен помнить: все необходимые знания, которые хочет дать ему Господь, есть результат богообщения. Но, конечно же, необходимо и духовное образование.

Итак, мне были даны необходимые рекомендации для поступления в Духовную семинарию.

Санкт-Петербургская духовная академия и семинария

Иерей Сергий с отцом Владимиром Николаевичем Филимоновым у дверей Духовной академии

Однако в то время я по молодости недооценивал важность обучения в семинарии. И пошел туда во многом благодаря тому, что меня сумел убедить один знакомый священнослужитель. Он объяснил, что священник без духовного образования может совершить очень много ошибок, а кроме того, не будет понимать смыслов, которыми живет Церковь, не усвоит накопленного ею опыта. Действительно, куратор нашего первого курса Духовной семинарии, отец Николай Парамонов, начал первую беседу с нами именно с того, что обученный семинарист, может быть, и не знает многих вещей и не прочитал всех святых отцов, но тем не менее, обладая знаниями, навыками и пониманием, предложенными ему самой церковной структурой, избежит ересей и ложных мыслей и научится думать так, как думает Церковь. По крайней мере, будет знать, в какую сторону была направлена святоотеческая мысль. Он может затем поднять пласт этой святоотеческой мысли и продолжить свое образование. Можно сказать, Духовная семинария — это школа, которая дает возможность вставшему на пастырский путь правильно выстроить свое служение.

2 августа 1995 года я был рукоположен в сан священника, и к моменту поступления в семинарию уже был священнослужителем, обязанным сдавать экзамены. Они были сданы, и меня зачислили на первый курс.

В то время в Духовную семинарию поступало очень много людей, которые уже имели высшее образование. Было задумано набрать два класса, но открыли три — столько было желающих получить духовное образование и встать на путь служения Церкви. Классы были большие. Однако отсев оказался очень существенным, и к четвертому курсу осталось всего два класса по 20 человек.

Нас учили известные преподаватели, которые прошли суровую школу советского времени, когда многие вещи надо было говорить эзоповым языком. Они, что называется, выкристаллизовались, оставшись верными Богу и Церкви. Это и Игорь Цезаревич Миронович, и Владимир Иосифович Бронский, и Иоанн Мелетьевич Ружанский, и Михаил Юханович Садо. Сейчас их уже нет в живых, наших преподавателей того времени.

Самое ценное — что духовные школы того времени стояли на фундаменте, который заложил митрополит Григорий Чуков. Хотя нельзя сказать, что в там все было идеально. Недотягивала практическая сторона, связь с приходской жизнью, может, были и еще какие-то недостатки, — все они были следствием советского времени.

В семинарии существовала своя череда богослужений, и специальные преподаватели, например, архимандрит Софроний, следили за правильностью отправления службы, учили и поправляли ошибки, — это была самая настоящая школа.

Ну и, конечно, теоретические знания. Теорию преподавали опытные пастыри, поясняя ее случаями из своей практики, конкретными примерами церковной жизни. Очень важно, когда преподает практик, много послуживший на приходе, имеющий опыт общения и с архиереями, и с прихожанами, и с людьми, враждебными к вере и к Богу, прошедший суровую школу жизни. Наши учителя знали выдающихся иерархов Церкви: митрополита Никодима (Ротова), митрополита Григория (Чукова).

Учиться мне пришлось на экстернате со свободным посещением занятий, потому что я работал врачом, и одновременно нужно было создавать приход, заниматься строительством храма в честь Державной иконы Божией Матери. Однако требования ко всем семинаристам предъявлялись общие: сочинения, рефераты, экзамены. Хотя преподаватели относились к священникам лояльнее, чем к очным семинаристам. Очники были более дружны между собой, потому что жили все вместе, общались, участвовали во всех послушаниях, тогда как мы, священники-экстерны, знакомились в основном на занятиях и богослужебной череде. Надобно сказать, что это хорошая семинарская традиция, это благодатные ощущения, когда совершаешь суточную череду и участвуешь в общей молитве всех семинаристов.

Постоянного места для дежурного священника в семинарии не было, и приходилось во время дежурства искать свободную коечку, всякий раз новую. Когда я оставался дежурить, семинаристам была обеспечена бессонная ночь. Во-первых, я очень сильно храплю во сне из-за болезни. Во-вторых, при этом заболевании создается видимость, что человек задохнулся и больше не проснется. Поэтому семинаристы ворочались без сна и беспокоились: вызывать скорую помощь или пока рано? Так проходила каждая ночь в семинарии. Впоследствии я нашел довольно оригинальный выход из этого положения. У нас была гладильная комната, где на большом столе семинаристы гладили рясы и подрясники; и я брал одеяла и подушки и уходил спать на гладильную доску, несмотря на уговоры некоторых неопытных семинаристов, не успевших познакомиться с классическим ночным храпом. После некоторого периода удивления и инспекторы, и семинаристы привыкли к тому, что там периодически появляется тело. Зато всем было хорошо: и я высыпался, и никто не мучился рядом.

Я учился вместе с отцом Григорием Антипенко, с братьями Зенковскими. Они потом перепрыгнули через курс. А мне было сказано духовником, чтобы шел неторопливо. Я так и шел от курса к курсу — неторопливо.

Экзамены сдавались на практике

Учиться было интересно. Когда учишься и одновременно молишься, — богомыслие приближает к Богу и возвышает душу. Душа под наитием Святого Духа таинственно светлеет. Ты готовишься к экзаменам по догматике или истории Церкви, и Бог открывается с разных сторон, становится ближе. Конечно, постижение Священного Писания и священных книг — это глубина, она имеет много уровней и требует определенной очищенности души и духовного состояния. Если ты не молишься и не испытываешь духовных состояний, эти драгоценные знания останутся закрытыми. Ты их усвоишь для сдачи экзамена, можешь даже очень хорошо ответить, но для практики жизни они останутся бесполезными.

Господь часто испытывал меня по пройденному материалу. Чаще всего это происходило накануне экзамена. Например, готовясь к Новому Завету, читаешь: Бог есть любовь, необходимо проявить милосердие и сострадание к ближнему. И вот на днях его сдавать, а тут как нарочно несколько дней подряд непрерывные вызовы к больным, к умирающим. Едешь в одно место, во второе, третье и думаешь: когда же готовиться, раз времени совершенно не остается? И только потом понимаешь: а ведь ты на практике сдал предмет! Можно все прочитать и ответить блестяще, но не осуществить главного в учении Христа и пройти мимо страдающего человека. Сплошные были экзамены во время экзаменов. Я заметил, что если я проходил испытание на практике, то есть не стремился скинуть с плеч долой повседневные приходские и рабочие дела ради хорошей отметки, то Господь всегда помогал. И в случае сдачи практической части экзамена теоретическая его часть всегда проходила успешно.

В алтаре храма вмч. Пантелеимона 122 медсанчасти

Чтобы сдать некоторые предметы, требовалась усиленная молитва. Например, догматику принимали очень долго, своей очереди приходилось ждать иногда по 8–9 часов. То есть, придя к 9 утра, только к 6 вечера ты приступал к сдаче экзамена. К этому времени голова уже переставала соображать, но именно познание своей немощи и молитвенное обращение к Богу внезапно ясно раскрывали смысл вопроса и суть ответа на него. Без молитвы некоторые экзамены сдать было совершенно невозможно.

Все это возвышало душу, приближало к Богу.

Поступление в Духовную академию

В 1999 году мы готовились вбивать сваи для фундамента храма Державной иконы Божией Матери, подготавливали котлован. В это время община уже окрепла, службы шли в больнице Российской академии наук, и маленький домовый храм преподобного Сергия Радонежского не вмещал всех желающих. Поэтому нужно было быстрее строить. Документы на землю были уже оформлены, и можно было приступать.

Как раз в это время я окончил четвертый класс семинарии. У меня было благословение отца Николая Гурьянова получить духовное образование, чтобы стать нормальным священником. И я его получил — исполнил благословение. Я вздохнул с большим облегчением: кандидатская диссертация была позади, к докторской еще не приступал, и я думал, что вот оно, наконец, время благоденствия, когда можно заняться только строительством, общиной, исповедями, то есть настоящим пастырским служением.

В то время, после смерти протоиерея Василия Лесняка и архимандрита Пантелеимона, моим духовным отцом был протоиерей Василий Ермаков. Батюшка оканчивал духовные школы Петербурга еще в сороковых годах, очень любил семинарию и Академию, всегда приходил на их праздники. В день памяти Иоанна Богослова он стоял в уголке около колоколенки и молился. Для него главным было именно это молитвенное участие. И конечно же, он всегда живо интересовался у нас, священнослужителей, его духовных чад, какие наши успехи, как мы учимся, что нам преподают, о чем рассказывают. Сопоставлял с тем, что говорили в их время, вносил какие-то поправки, затевал добрую такую духовную полемику.

Незадолго до окончания семинарии отец Василий внезапно спросил меня: «Что ты думаешь в отношении Академии?» Я говорю: «Батюшка, мне Академия не нужна, мне достаточно семинарского образования, у меня очень много приходских дел». Отец Василий ответил так: «Я считаю, что ты неправ. Придет время, и тебе нужно будет поступать в Духовную академию». Я уточнил: «Батюшка, что ж это за время такое?» — «Когда-нибудь это время наступит, я тебе подскажу».

Я окончил четвертый курс, сдал все экзамены, вошел в число выпускников, которые могли без экзаменов поступать в Духовную академию. Нужно было писать рапорт, будешь поступать или нет. Я написал, что я не буду поступать в Духовную академию, иду продолжать служить на приход, тем самым лишив себя права беспрепятственного поступления в Академию.

Был теплый солнечный вечер, когда я пришел в Серафимовский храм поблагодарить отца Василия за молитвы. Многие думают, что они сами собой такие умные: сдают экзамены, все у них получается. На самом деле это, конечно, результат молитв духовников, которые просят о них Бога, и Господь по их молитвам посылает Свою милость духовным чадам. Понимая это, я сразу после сдачи экзаменов пришел порадовать батюшку хорошими результатами: «Батюшка, благодарю вас за молитвы. Семинария позади, все сдал». Отец Василий обнял меня крепко, прижал к себе, как обычно это делал со своими духовными чадами, и спросил, вперив в меня взгляд: «А что, отец Сергий, я тебе говорил по поводу Духовной академии?» Я говорю: «Вы сказали, чтобы я не беспокоился. Когда-нибудь, когда придет время, вы меня благословите». Он хлопнул меня по плечу и сказал: «А знаешь, отец, это время пришло».

Я, конечно, был в полуобморочном состоянии: рухнули все мои надежды. Ослушаться духовного отца у меня даже в мыслях не было. Батюшка наказывает: «Поступай прямо в этом году». Я говорю: «Батюшка, а как же? Все сроки уже упущены, все отказные прошения написаны».

Я отправился на остров Залит к отцу Николаю Гурьянову, он был еще жив, и спросил, как быть: «Батюшка, вы меня когда-то благословляли, когда умер отец Пантелеимон, поступать в семинарию. Я это сделал. В Академию не благословляли. Что же мне теперь делать? Не благословляли, а теперь духовник благословляет». На что отец Николай мне сказал: «А ты знаешь, воля Божия может меняться. Поэтому иди и поступай, как тебе благословил духовник».

Я позвонил в канцелярию. Мне недвусмысленно сказали, что я обратился неприлично поздно и все рапорта перечеркнуты. Я говорю: «Я ничего не знаю. Мне благословлено, уж как-то снизойдите ко мне. Я подам прошение, а дальше будь что будет». И на удивление за два дня митрополит все подписал, и мои документы оказались в Духовной академии.

Через несколько дней я понял, что отец Василий был прав. Это оказался последний год, когда поступали через собеседование, а не экзамен. Нас было 60 поступающих, принять должны были 20. Многие священнослужители приехали из других городов и стран, даже из Соединенных Штатов, с других континентов. И когда я предстал пред очи экзаменационной комиссии, отец Георгий Тельпис, инспектор семинарии, разглядывая мои документы, спросил: «Отец Сергий, что вы валяете дурака? То пишете рапорт, что не поступаете, то подаете прошение поступить? Как прикажете понимать ваши действия?» Я говорю: «Очень просто. Когда я оканчивал семинарию, меня духовник не благословлял поступать, а когда окончил — благословил поступать. Как мне сказали, так я и делаю». Он спросил: «А кто ваш духовник?» — «Протоиерей Василий Ермаков». Отец Георгий Тельпис махнул рукой: «Все понятно». Я вышел за дверь. Не скажу, что я отвечал очень удачно. От растерянности позабыл даже самые элементарные вещи, но тем не менее Господь смилостивился, и я попал в число учащихся Санкт-Петербургской духовной академии. Предстояло еще 4 года учебы, и мое желание благоденственной мирной приходской жизни отодвинулось на неопределенный срок.

В Духовной академии изучались совершенно новые предметы. Это была уже не семинария. Чрезвычайно сложно, к примеру, экстерном выучить еврейский язык с его иероглифами.

Египетские иероглифы — это и есть тот самый старый, известный в церковном предании «еврейский язык». Имеется в виду именно средневековый термин, часто употреблявшийся в старых текстах: «еврейским» тогда называли древний язык, на котором была написана Библия до ее перевода на греческий. Сегодня «еврейским» называют язык современной иудейской традиции. Обычно считается, что это одно и то же. Однако это не так. Понятие «еврейский язык» менялось со временем и в разные эпохи понималось существенно по-разному.

Итак, первоначально Библия была написана древнеегипетскими иероглифами, то есть на древнееврейском языке.

Я по-прежнему учился экстерном, и на приходе это было совершенно невозможно. На приходе можно прочитать историю Церкви, догматическое богословие, философию, но изучить еврейский язык совершенно невозможно. Как-то эти точечки приходилось запоминать, и я с удивлением вспоминаю сейчас, что даже что-то читал. Конечно, все это было вскоре забыто, в памяти остались только фрагменты.

Но когда я приходил в Серафимовскую церковь, отец Василий неизменно спрашивал с иронией: «Ну что, ави́ну, щэба́шама́йим йи́ткадэ́ш шимха́?» — напоминая о молитве «Отче наш» на древнееврейском языке.

Защита диплома и диссертации

Учеба в Духовной академии продолжалась: курс за курсом, экзамен за экзаменом. Требования становились все строже. Но какое-то количество учащихся, как ни странно, все же дошло до четвертого курса. Я учился по старой программе, в задачу выпускника не входила защита кандидатской диссертации, не было всяких бакалавриатов. Нужно было просто написать дипломную работу. Естественно, я выбрал тему, связанную с больничным служением, а именно пастырское служение в больнице.

Дипломную работу проверял протоиерей Василий Стойков, друг отца Василия Лесняка. Проверял достаточно строго, и я переделывал ее несколько раз. В последующем по результатам работы были выпущены книги для священнослужителей: «Пастырское служение в больнице» и «Священник в больнице. Методические рекомендации» в помощь священнослужителям, которые работают в медицинской сфере, не только в больнице, но и с людьми алкоголе- и наркозависимыми, с душевно болящими. Я постарался обобщить опыт священников, которые работали в той или иной медицинской области, и свой конкретный практический опыт.

Моя дипломная работа, как позже диссертация, вызывала полемику. Диплом пришлось защищать больше 40 минут.

И вот 2003 год. Духовная академия окончена. Диплом, а потом и диссертация, защищены. Наконец-то наступило давно ожидаемое благоденственное время «беззаботной» приходской жизни!

Восемь лет обучения в духовных школах оставили во мне глубокий след, я очень благодарен им. Они соединили меня со священнослужителями высокой духовной жизни — нашими преподавателями. Дали почувствовать себя частичкой и всей нашей Церкви, и епархии с такой богатой и трагической историей. Невозможно выразить словами, что это такое — ощущать себя среди тех, кто продолжают дело служения в наших таких святых и таких непростых местах. Это наша церковная жизнь, наша история! Через них прошли многие святые угодники, канонизированные Церковью, они или учились здесь, в семинарии или академии, или были преподавателями и инспекторами, или рукополагались здесь. Много святых стопочек помнят полы наших духовных школ: от Иоанна Кронштадтского до новомучеников Российских.

Икона Собора святых Санкт-Петербургской Духовной Академии

Прошло более 10 лет. Мы, однокурсники, всегда молимся друг о друге, вспоминаем друг друга и с радостью встречаемся, когда можем. А можем нечасто — все служат на приходах, у всех мало времени.

На десятилетие выпуска мы собирались в храме Духовной академии и семинарии, служили литургию, потом общались. Среди наших выпускников один епископ, все остальные — священники и монахи. Кто-то уже отошел ко Господу. Вечная память!

Две диссертации

В начале 2000-х годов, когда я уже работал в Первом медицинском институте, меня вызвал заведующий кафедрой профессор Мариус Стефанович Плужников и предложил тему исследования для докторской диссертации. Кандидатскую я защитил давно, в 1993 году, и Мариус Стефанович всегда старался, чтобы его сотрудники росли и развивались.

Потомственный петербуржец Мариус Стефанович Плужников (1938–2008) — известный ученый, один из лучших врачей России. В 1989 г. он был избран председателем Всесоюзного общества оторинолариногологов, в 1991 г. президентом Международной академии оториноларингологии — хирургии головы и шеи, престижной организации, имеющей в составе более 100 выдающихся ученых со всего мира; кроме того, он был членом Королевского медицинского общества (Ливерпуль) и Генеральной ассамблеи Европейской федерации оториноларингологических обществ. В 2008 г. избран почетным доктором Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. акад. И. П. Павлова.

М. С. Плужников — лауреат премии 2002 г. «Лучшие врачи России» в номинации «За создание нового метода лечения». Он награжден ею за разработку способа использования контактного лазера для лечения заболеваний лор-органов: для удаления опухоли гортани вместо тяжелой операции с большими разрезами делается маленький прокол, и опухоль удаляется через него под контролем миниатюрной видеокамеры. Эта операция не только спасает жизнь, но и позволяет пациенту быстро восстановить здоровье и работоспособность. По этому методу от смертельно опасной болезни излечено на настоящий момент несколько тысяч пациентов. Кроме того, контактный лазер используется сегодня для лечения остановки дыхания во сне, гайморита и других болезней. И это тоже заслуга профессора Плужникова.

В память Мариуса Стефановича с 2009 г. Санкт-Петербургский Государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова ежегодно организует Плужниковские чтения — научно-практические конференции по вопросам диагностики и лечения заболеваний лор-органов.

Мариус Стефанович вошел в плеяду русских писателей-врачей, из-под его пера вышло немало книг, в том числе серия художественных рассказов о хирургии. Он пробуждал своим творчеством лучшие свойства человеческой души, — сочувствие и сострадание, готовность прийти на помощь, разделить радость и откликнуться на беду.

«Я позитивист и хочу верить, что есть добрые и благородные люди, которые совершают хорошие поступки, — говорил он. — Конечно, в нашей жизни открылось много грязи, цинизма, пошлости, но концентрация только на негативном опасна для общества, для каждого из нас, особенно для молодых. Надо вселять веру, противостоять. Вот потому, наверное, и писать начал, чтобы сохранилось наше время, не кануло в Лету».

В то время профессор Плужников активно занимался разработкой лечения опухолей лор-органов с предварительным введением в кровь или в ткань опухоли специальных порфириновых соединений (природных пигментов). Затем пораженную ткань облучал лазером — волной определенной длины, и за счет фотохимических реакций опухоль разрушалась. Мариус Стефанович хотел, чтобы я включился в его группу. Активно оперируя на гортани и шее, он видел перспективность изобретенного им щадящего малоинвазивного метода. Тогда, в 1990-е годы, это было нечто новое. Сейчас его разработка — уже ставший традиционным метод лечения. Он носит название фотодинамической терапии и применяется регулярно. Кстати, и у нас на кафедре это проводится. Облученные таким способом раковые опухоли уменьшаются в размерах вплоть до полного исчезновения. Хотя метод помогает не всегда, но все равно он очень перспективен.

А я тогда недооценил это пионерское направление. Мне всегда нравились ушные операции, я владел методикой хирургического вмешательства именно на ухе, и было интересно развиваться дальше именно в этом направлении. Теперь-то понимаю, что Промыслом Своим Господь, скорее всего, давал мне возможность через предлагаемые Мариусом Стефановичем исследования контактировать с онкобольными, утешать их и помогать им правильно оценить ситуацию, в которой они оказались, — чем я, собственно говоря, сейчас и занимаюсь постоянно, окормляя онкологических больных в разных учреждениях. В храме нам пришлось даже создать братство онкологических больных. Получается, что я все равно этим занимаюсь, — но с приходящими больными, неактивно, не на отделении. А прими я тогда предложение Плужникова, у меня была бы легальная возможность находиться у постели больных с разной степенью онкологического заболевания, нести им слово Божие. Похоже, я не услышал тогда Божия призыва.

Видя мое отношение, Мариус Стефанович предложил другое: «Учитывая, что ты — священник, давай-ка мы с тобой такую тему поднимем, которая касается биомедицинских вопросов. У меня есть, я бы сказал, верная научная подруга. Я тебе рекомендую ее как научного руководителя». Мне как священнику это было близко, я согласился и был отправлен в Петербургскую педиатрическую академию (бывший Педиатрический институт, ныне университет). Научную подругу Мариуса Стефановича звали Галина Львовна Микиртичан, она очень хорошо и по-доброму меня встретила. Познакомившись и пообщавшись, мы определили тему будущей диссертации: «Медицина и православие: медико-социальные организационные и этические проблемы».

Диссертационное исследование состояло из двух частей. Первая базировалась на анализе работы 78 различных медицинских учреждений, и государственных, и негосударственных, частных. Большинство из них относилось к юрисдикции Церкви. Я изучил богадельни, медпункты при монастырях, больницы — их структуру, функционирование, микроклимат. Нужно было выбрать оптимальные модели, скажем так, церковного здравоохранения, проанализировать ошибки и удачи. Эта работа промыслительно заложила фундаментальный научный базис в сегодняшнее наше строительство Обители милосердия, она дает возможность теперь, спустя много лет, понимать, что там должно быть и чего не должно быть, что должно стоять на каком месте, каких ошибок избегать. Открывай диссертацию, бери и делай.

Вторая часть диссертации была посвящена вопросам биомедицинской этики. Это слово было новым в те годы, оно пришло к нам из-за границы, где уже был широко известно. Моей задачей как священника было оценить с точки зрения православного вероучения и социальной доктрины Русской Православной Церкви мир современных медицинских технологий, провести анализ, опросы и анкетирование врачей, больных, руководителей органов здравоохранения. Одновременно нужно было проанализировать, как разработаны вопросы биоэтики в других вероисповедованиях и религиозных традициях. Анкета была разработана в Педиатрическом университете совместно с Галиной Львовной Микиртичан и Риммой Васильевной Суворовой, причем львиная доля вопросов и вариантов ответов принадлежала Галине Львовне. В проведении исследования мне помогали наши сестры милосердия: собирали анкетные материалы, опрашивали врачей. Материал был соответствующим образом обработан, и итогом стала достаточно серьезная добротная работа.

Так и получилось, что, будучи оториноларингологом, я защищал докторскую диссертацию по организации здравоохранения. И это хорошо. Я уже руководил к тому времени Обществом православных врачей, диспетчерской душепопечительского центра, сестричеством милосердия, и было очень даже полезно быть компетентным в организационных вопросах.

За несколько дней до защиты диссертации из Москвы пришло указание отменить ее и перевести исследование в другой гриф (например, отнести к социологическим работам). Но нужно отдать должное Ученому совету — он взял на себя смелость приложить усилия, чтобы все же пропустить работу к защите. Секретарь Ученого совета профессор Михаил Михайлович Соловьев сказал, что 20 лет назад мы и помыслить не могли о такого рода диссертации, что слово «православие» перечеркнуло бы саму возможность защищать эту тему. И добавил, что в каком-то смысле даже гордится рассматривать первую за 90 лет диссертацию на церковно-медицинскую тему.

Разыгравшийся конфликт оказался даже полезен — слух о нем быстро дошел до Высшей аттестационной комиссии, она быстро рассмотрела диссертацию, и на Пасху Христову я уже держал в руках диплом доктора наук, хотя все те, кто защищались до меня, еще долго ждали решения ВАКа. У Господа все промыслительно.

Мой научный руководитель Галина Львовна Микиртичан, профессор кафедры гуманитарных дисциплин и биоэтики Педиатрического университета, сыграла ключевую роль в подготовке моей диссертации, осмыслении результатов исследований и подготовке к защите. Спустя некоторое время Галина Львовна предложила мне быть профессором ее кафедры, читать студентам разных курсов цикл лекций, посвященных вопросам социальной доктрины Русской Православной Церкви, взаимодействию Церкви и медицины, духовным основам медицины. Я читаю их по настоящее время, применяя современный клинический материал. Эти лекции, хоть они и не частые, дают возможность донести до врачей позицию Церкви, показать церковный ресурс, который они могут использовать в своей профессиональной деятельности. Потому что врачи чаще всего просто не знают, каким широким арсеналом средств помощи болящим и страждущим обладает Церковь. Это и Таинства, и особая подготовка рожениц, и помощь людям, находящимся в реанимационном отделении, и пребывающим в коме, то есть в состоянии безответного бодрствования, и в агональном состоянии, и перед операцией, и после операции, и в случае осложнений. Сегодня это потребность времени. Поэтому на мои лекции в Педиатрический университет приезжают студенты-медики и других вузов. Те же лекции в базовом варианте я читаю сейчас и в других университетах: в Красноярском, Архангельском, использую те же наработки и для врачей.

Толчок к серьезному занятию биоэтическими вопросами я, конечно же, получил от Галины Львовны. Я связывался со отцом Стенли Харакасом, греческим богословом, профессором православной теологии из эллинистического колледжа Греческой Православной школы теологии Святого Креста. Отец Стэнли еще в 80-х годах сформулировал позицию Православия по некоторым ключевым проблемам биоэтики.

Он прислал мне соответствующие книги на английском языке. С этого началось мое знакомство с вопросами биомедицинской этики.

Когда Мариус Стефанович увидел, что диссертация практически закончена, — а она по объему составляла около 400 страниц машинописного текста помимо приложений, — он задумчиво спросил: «А можешь ли ты что-нибудь написать сюда еще и про ухо?» Но это уже явно было лишним…

Итак, в 2005 году я получил ученую степень доктора медицинских наук. А год спустя, в 2006 году, защитил и богословскую диссертацию на степень кандидата богословия. Называлась она «Пастырское служение в медицинских учреждениях XXI века». Тоже объемная получилась работа.

С ней немало намучился рецензент, он весь свой отпуск просидел за ее проверкой. «Особенно, — говорил он, — меня вывели из себя математические формулы». При защите меня спросили: «А зачем все эти формулы?» И я пояснил: «Это необходимо, потому что современная апологетика Церкви должна иметь доказательную базу, основанную на репрезентативных выборках и правильно проведенных опросах».

Надобно сказать, что с защитой богословской диссертации произошел курьезный случай. Незадолго до экзамена я лечил нашего правящего архиерея митрополита Владимира. У него были проблемы с ухом. Мою диссертацию обсуждали больше получаса, и ожидавшие за дверями недоуменно спрашивали: «Чего ты там такого нарассказал? О чем шла речь?» Потом оказалось, что половину этого времени владыка рассказывал о том, какие методы лечебного воздействия я применял в своей медицинской практике. Один из экзаменаторов сказал: «Все, можешь не беспокоиться, владыка уже за тебя защитил твою диссертацию». Так в 2006 году я получил звание кандидата богословия.

Темы обеих диссертаций — докторской медицинской и кандидатской богословской — переплетались, взаимно обогащали друг друга; получалась взаимная польза для обоих исследований. Я постарался воплотить в них современный опыт Церкви, потому что Церковь, 90 лет отделенная от богоборческого государства, не имела опыта служения в больнице при современных технологиях. Мне важно, что медицинская диссертация оказалась фундаментом богословского исследования, то есть удалось с точки зрения богословия подойти к тем или иным медицинским инновациям.

Многие вещи писались с чистого листа на основании проб, ошибок, разочарований и скорбей, испытанных в больницах, — это был конкретный живой материал, рожденный соприкосновением с неверующим медицинским миром, состраданием современному больному и осмыслением конкретного применения медицинских технологий. Многое легло позже в основу духовных исследований священников других епархий.

Прот.Сергий Филимонов

Продолжение следует.

Вы можете приобрести печатную версию книги "Воспоминания и размышления", готовится расширенное переиздание. Узнать подробнее и оставить заявку на предзаказ можно здесь.

В продолжение воспоминаний вышла новая книга прот. Сергия Филимонова «По своей земле», она есть в наличии в лавке, подробнее здесь.

Дорогие друзья! Примите участие в строительстве капитального здания Воскресной школы. Или вложите ваш кирпичик в строительство Дома Милосердия - первый в России проект такого масштаба социального, медицинского служения и просвещения, объединенного вокруг храма свт.Василия Великого. Установка первой закладной сваи для храма состоялась 27 марта 2018 года. Поддержите это нужное дело! 

← Вернуться к списку